В первые годы двадцатого столетия Роберт Грейниер, человек, привыкший к тяжелому труду, то рубил лес, то прокладывал рельсы. Долгие сезоны проводил он вдали от своего жилья, месяцами не видя домашнего очага. Его руки знали и топор, и тяжесть шпал, и крепление пролетов новых мостов. Перед его глазами проходила не только смена времен года, но и преображение самой земли, по которой тянулись стальные пути. Он видел, как ландшафт подчинялся воле человека, и как сама страна медленно, но верно меняла свой облик. Но еще яснее он различал ту высокую плату, которую за этот прогресс вносили обычные люди — такие же, как он, рабочие и те, кто приехал издалека в поисках заработка. Цена измерялась не в деньгах, а в потом, усталости и тихой тоске по дому.
